ОТДАМ ЛЮБОВЬ В ХОРОШИЕ РУКИ
Это история посвящается крещенским морозам и девочке Ксюше…
Я чемпион Западного округа Москвы по дзюдо — правда, в весе до 32 килограммов. Вес я указал не случайно. Когда мне не удавалось убедить мою еврейскую маму, что перед взвешиванием нельзя есть, и она все — таки кормила меня, то я весил уже 32.400, и переходил в более «тяжелую» весовую категорию до 38 килограммов, и там я уже был далеко чемпионом. Там уже были нереально жирные «машины для убийств» (по крайней мере, так мне казалось). Здание в котором мы занимались, называлось «ГОЛУБОЙ ДУНАЙ»! Что это за название, почему именно так? Полагаю никакого ЛГБТ подтекста тогда ещё не было. Думаю: ребята, которые открывали данный торговый центр, в который входили несколько ларьков с овощами и, собственно говоря, наша секция, не знали произведение Штрауса, которое так и называется «Голубой Дунай». Так что источник вдохновения хозяев на такое название останется неизвестным. Я вообще заметил: чем меньше местность, тем страннее название заведений. На своём пути я встречал очень много забавных каламбуров от местных предпринимателей. В городе Кунгур (где «девяносто процентов людей сидели, десять сядут» — это цитата одного местного жителя) я жил напротив заведения «МУЛИНРУШ». В Астрахани один из самых известных и больших баров назывался «ЩЕГОЛ». Каждый раз, читая это название, я чувствовал метафизическое присутствие моего старшего брата рядом. Видел магазин для взрослых с названием «КАРАПУЗ». Таких заведений тысячи, и я думаю, вы знаете названия ещё смешнее. Возвращаемся в «Голубой Дунай», как бы это пошло не звучало. В секцию ходило десять парней из моей школы, восемь парней из соседней школы, но всех нас объединяла не любовь к японским единоборствам, а любовь к единственной девочке Ксюше, которая ходила с нами. Высокая стройная блондинка сводила всех с ума уже на предтренировочной разминке. Стоя на месте, она брала своей рукой ногу, и поднимала ее вверх, тем самым растягивая мышцы своих ног и мышцы наших челюстей, свисающих до татами. Когда тренер разбивал всех по парам, борьба за то, кто будет с Ксюшей, была неописуемая. Ой, а что потом было с этим парнем в раздевалке… представьте себе картинку: человек просто сидит, счастливо улыбается, его переполняет наслаждение и он даже не замечает, как все окружение кидает в него тапочки. В паре с ней я стоял три размер, а — как вы понимаете, те ощущения я помню до сих пор, но оставлю их при себе. Женской раздевалки у нас не было, так что Ксюша переодевалась у тренера в кабинете. Как только мы узнавали, что она пришла, сразу возникало тысяча вопросов к тренеру, и мы по очереди бегали к нему в кабинет:
— Тренер, у меня резинка выпала из штанов, дайте булавку.
— Тренер, нужно срочно взвеситься, где весы?
— Тренер, а как переводиться дзюдо с японского?
Реакций ни ее ни его на происходящее я не помню.
Февраль — Март, дату сейчас не вспомню, но где — то между праздниками 14 февраля и 8 марта. Как вы можете понять, это любимые даты Ксюши — каждый «дзюдоист» приносит ей подарок… а 23 февраля она, по давней женской традиции, просто не приходит, хотя для нас это было бы лучшим подарком… Между этими двумя праздниками затесался ещё и ее день рождения. Тренер, как умный мужик, знал об этом заранее, и поэтому предупредил, что в ее день рождение будет выходной — чтобы переполняющиеся тестостероном «петухи» не заклевали друг друга. Я готовился к этому дню долго: нарисовал ей открытку (написав туда место и время встречи), придумал красивое стихотворение и записал в открытку, сделал огромную красную розу из картона и приклеил к лицевой стороне. Все сам, мама мне не помогала, поэтому получилось довольно криво. Вообще я заметил, что у любой мамы «от руки» получается лучше, чем у ребёнка по линейке…
Наступил тот самый день! Она училась не в моей школе, а в соседней.
Восемь утра, в двух шарфах и в огромной красной шапке, возле ворот чужой школы стоит Платон, в одной руке держа старый подранный пакет со «сменкой», а во второй очень аккуратно держа, «подарочный» пакет — он из того же самого магазина что и другой, но все-таки — новый, только что купленный, через него едва просвечивается красная картонная роза. Жду. Ксюши нет. Время поджимает, скоро у меня первый урок. Жду. Ксюши нет. «Что делать? После уроков ее точно не найду…» Вижу: идёт один из парней из нашей команды, в руках у него тоже два пакета. Мы, вроде, хорошо общались, даже дружили. «Ничего не остаётся», — подумал я, и попросил Ваню передать Ксюше «это», и достаю из пакета открытку, которая ослепила красотой и светом, перебивая зимний облачный рассвет, весь район. Ваня улыбнулся, взял открытку и пошёл в столь заветное для меня здание своей школы. Я проводил его девятилетним томным взглядом, на всю улицу сказал: «YES!», — и счастливый побежал в свою школу, размахивая своей «сменкой».
Последний Урок. Математика. Через час Ксюша должна быть в указанном в открытке месте с красивым видом на Москву-реку. Учительница рассказывает новую тему, а Платон не воспринимая никакой информации, улыбаясь, тогда ещё во все тридцать два зуба, смотрит в окно и придумывает имена нашим с Ксюшей детям. Меня вызвали к доске, я ничего не ответил, находился в своих мыслях. За то, что я улыбался получил двойку. «Все это такая мелочь», — подумал я, спокойно сел обратно за парту и снова начал мечтать.
Динь-день. «Так, звонок для учителя, я ещё не закончила», — прозвучала столь бесящая всех живущих в российских реалиях детей фраза. «Я опаздываю», — сказал я, но только так, чтобы учительница не услышала. «Куда?», — спросил сосед-отличник. Я посмотрел на него и высокомерно ответил: «Тебе не понять»…
«Девять на девять?», — спросила учительница, — «восемьдесят один», — дружно ответил класс, в интонации которого было слышно, что уже давно все понятно. Инициатором этой интонации, конечно же был я. «Ладно, идите». Платону даже собираться не надо было, он ещё минут за пять до звонка сложил все вещи в портфель и был готов бежать.
Часов у меня не было, телефона тем более. В моей голове начались расчеты: «Я добежал до место встречи минут за двадцать. Так. Когда из школы выходил было тридцать пять минут. Получается… сейчас без пяти! Пунктуальный джентельмен!». Как вы можете понять, с математикой у меня все было хорошо, так что ту двойку и исправил быстро. Я достаю из рюкзака приготовленную шоколадку, чтобы подарить ее сами знаете кому. «Блин, когда бежал — сломал», — я постарался не заплакать, а что — то придумать. Вырвал из тетрадки листочек, нарисовал на нем сердечко и переложил туда всю шоколадку. В голове я считаю секунды, чтобы понимать сколько время сейчас. 298. 299. 300. Все. Назначенное время. Ее нет. Проходит ещё 300 секунд. «Наверно опаздывает, ее сейчас все поздравляют…». Ещё 600 секунд. Вдруг, слышу сзади чьи-то шаги. Стараюсь быть серьезным и не улыбаться. Оборачиваюсь — стоит Ваня с одним своим пакетом со «сменкой» и мои «подарочным».
«Платон, не знаю почему, отвалилась роза, я подумал и не стал дарить, поэтому пришёл вернуть…», — сказав это, он отдал пакет и ушёл…
«Грозу» Островского» я тогда ещё не читал, но мысли у меня были похожие. Я порвал открытку и выкинул ее в кусты. Домой не хотелось, поэтому я просто пошёл гулять по реке. Томить не буду, примерно через пятнадцать минут я провалился под воду. Страшные мысли на меня тогда нахлынули…
Белая застывшая Москва-река и где — то в центре только маленькая торчащая красная шапка с помпоном. Я хочу вылезти, лёд ломается… ещё раз хочу, снова ломается… сейчас уже и не вспомнить, как это получилось, но если бы не столько лет честно отданных дзюдо, то, наверное, я не смог бы вылезти.
Кое — как вылез, ещё и портфель достал из воды. «Сменку», правда, утопил. «Что делать? Надо идти домой», — на сердце было так грустно, что вначале пути почти и холодно не было. До дому минут пятнадцать. Иду 300 секунд. Начинаю дрожать. Видимо, прошёл шок.
Прохожу мимо людей, все очень странно смотрят на меня. Но никто ничего не спросил и ничего сказал. К дому я подошёл почти «ледышкой». Поднимаюсь на свой этаж. Хочу позвонить в дверь. «Мамы дома нет. Что я скажу папе?», — я убрал руку от звонка в дверь и вышел на общую лестницу. Грусть накатила, и я начал просто плакать, не зная из — за чего конкретно.
По счастливой случайности, папа решил выйти покурить не на балкон, а в подъезд. Он до сих пор не знает, что его тогда сподвигло на это… «Я выхожу, закуриваю, смотрю в окно и слышу как кто-то в подъезде плачет…», — сейчас рассказывает эту историю папа за столом, когда речь заходит про меня.
Выйдя в подъезд, он увидел меня, мокрого, дрожащего, плачущего и с очень извиняющимися глазами смотрящего на него.
Папа: Ты почему не заходишь?
Платон: я думал ты меня заругаешь…
Он подбежал, тут же обнял меня, больше мы не сказали друг другу ни слова. Он отнёс меня домой, раздел и положил в ванну. Единственное что пришло в голову ему и моему тринадцатилетнему брату — «50 грамм водки». Я выпил, вылез из ванны, лёг на родительскую кровать под тёплое одеяло и первый раз почувствовал пьяное состояние. Папе, брату и мне было очень смешно, потому что я пытался описывать, что происходит у меня в голове. Маме мы, конечно же, об этом не рассказывали. Про Ксюшу я забыл. В тот вечер я понял страшную мысль: «Люди сильно пьют, чтобы забыться от неразделенной любви».
В будущем я ещё не раз гулял в похожем состоянии, но уже старался обходить реки и сразу переходить к «процедурам» водки. Где сейчас Ксюша, я не знаю. Рассказ — это способ ее найти…
