Виктор Тереля
Виктор Иванович — режиссер. Не просто режиссер, а актер — для людей из профессии это сразу меняет дело. Тереля приехал в Астрахань ставить КОМЕДИЮ Шекспира «Сон в летнюю ночь». Увидев распределение актёров я понял, что мне досталось роль не самой большой занятости. Естественно, в моей голове сложилось мнение: «я устал, мне дали отдохнуть…». Но, когда я услышал замысел, понял, оказывается все не так уж просто… долго описывать не буду, перейдем к главному: я должен был играть парня, который играет девочку (театр в театре), а в конце спектакля читать не финальный монолог пьесы, а предсмертный монолог Джульетты.
Репетиционный процесс был очень сложным, но очень интересным. Виктор Иванович взбаламутил весь театр, он перевернул понимания актерской игры. Лично я не мог сделать того, что он хочет от слова совсем, а он за это называл меня «господин упрямство». Только через два года я понял суть его фразы: «Платон не играй, а играйся». Мы ничего не успевали, у нас даже отобрали «святой банный день», что точно не добавило усердия в репетициях. Но при всем при этом Виктор Иванович верил в нас, всегда подбадривал, он хотел удивить Астрахань и ему это удалось. Одним словом в очень «натужной атмосфере» мы пришли к премьере. И неожиданно для всех, появление в зале вместо одного вечно курящего «беломор» и жаждущего выбежать на сцену и показать как играть Терели, множество красиво одетых, улыбающихся лиц, повлияло на актёров, и мы «летали». Занавес. Зритель доволен. Мы выпили. Финальная речь Терели.
Виктор Иванович всех похвалил, меня поцеловал. Все, заслуженный отдых. Но моя история не совсем про премьеру этого спектакля…
Финал сезона. Конец июня. Жара. Это время в Астрахани я называю «время мокрых несексуальных маек». Я жил от театра в минуте, и не было случая, чтобы я прошёл это расстояние и не вспотел. «Сон в летнюю ночь» мы сыграли уже раз десять. «Спектакль стоит», — подумалось мне. Так как это самая свежая премьера, ее поставили «закрывать сезон». Неожиданно мне звонит Виктор Иванович (не знаю почему именно мне) и говорит: «Ну что, Платон, готов? Я приезжаю на финальный спектакль. Главное ничего не бойся», — а я до этого момента и не боялся. Крайний спектакль, это всегда большая ответственность: после него обязательно будет фуршет, который, по старым театральным традициям, после третьей рюмки превращается в пьянку, так что нельзя облажаться.
Наступил день спектакля. неожиданно для себя я очень волновался и с самого утра чуял: «что-то неладно». Предчувствие меня не подвело. Полчаса до начала. Тереля собирает всех за кулисами. Естественно, все уже переодеты в костюмы — если бы он не приехал, мы бы оделись минут за 5 до начала. Виктор Иванович говорит пронзительную речь: «я скучал. Я не видел этот спектакль три месяца, вы, очевидно, сыгрались. Покажите мне класс. Люблю вас. Малой (так он называл меня) смотри, не волнуйся и НЕ ПОДВЕДИ». Зачем он добавил это? Я начал ещё сильнее волноваться, и за секунду вспотел, уже не от палящего астраханского солнца, а от палящего взгляда Терели. Волнение, ответственность и потовыделение переполняли меня. Я был в костюме, так что мне надо было срочно сушить его. Я побежал в гримерку. Моя гримерка находилась на первом этаже, так что проходящие мимо люди всегда все видели. Меня это не смущало, я привык к курьезным случаям: как — то на новогодней кампании дети, идущие со сказки, видели, как полуголый ЧЁРНЫЙ ВОРОН курит в окно и на всю мощность слушает Оксимерона…
Первый звонок. Я, вроде, успокоился, читаю текст, чтобы ничего не забыть. Обрызгал все тело дезодорантом, тем самым вытравил друзей-соседей по гримерке. Второй звонок. Пять минут до спектакля. И тут сообщение. На экране вижу «Тереля». Открывать страшно. Чувствую себя малолетней девочкой, которая волнуется видя смску от парня. Виктор Иванович мои парнем, конечно же, не был, но суть чувств похожа. Я набрался смелости. Читаю: «Малой. Я прилетел с женой, много про тебя рассказывал. Я на тебя РАССЧИТЫВАЮ». Моя игровая рубашка снова мокрая, третья подряд сигарета не помогает собраться с мыслями.
В каком состоянии я вышел на сцену, вы себе можете представить…
Первый акт. На сцене я двигаюсь как дерево, не отрывая руки от тела, чтобы не выказывать «влажность своего волнения». На таком «зажиме» я как — то доиграл свои сцены. Все было, мягко говоря, не лучшим образом. Антракт. Я повесил свои вещи сушиться, специально не взял телефон и пошёл в курить с надеждой, что больше всех налажал не я… В курилке человек пять, все бурно обсуждают отличные от спектакля темы. Я молчу. И тут… земля затряслась, окна почти выпадают из рам, посуда начинает биться друг о друга… я вижу, как в конце длинного коридора появляется Тереля. Найти тех кто провинился в театре всегда легко: они кучкой идут курить (даже не курящие), чтобы поделить «разнос» на всех. Тереля идёт крайне медленно. Уже в коридоре закуривает сигарету. Слава богу, я не в костюме, потому что я снова начинаю потеть.
Эмоции, крик, переворачивание пепельниц, подзатыльники (это не рукоприкладство, а воспитательные меры — так что не надо подавать на Терелю в суд). «Все мудаки, но ты малой, царь — мудак. Эх, я же рассчитывал…», — этим выражением режиссер закончил свою речь. Третий звонок. Так прошёл наш заслуженный пятнадцатиминутный отдых.
Второй акт. У меня одна небольшая сцена и огромный финал спектакля, где вначале мы разыгрываем комедию, а потом «режиссерский ход»: с помощью «искусства перевоплощения» мы финализируем трагедией «Ромео и Джульетта». Я не могу передать словами, что я чувствовал после такого антракта, но энергия меня переполняла… Первая сцена прошла незаметно, у меня там одна реплика. И вот финал — я переодеваюсь в платье, надеваю парик из соломы и готовлюсь к выходу. Волнуюсь. Хочу всем все доказать. Перед глазами только лицо Терели, меня это несколько смущает…
Комедийная часть, вроде, прошла хорошо. Зал смеётся. Мы приближаемся к финалу. Мизансцена такая: я лежу (как будто умер), это видит мой друг, и по сцене и по жизни, Игорь Вакулин, и начинает предсмертный монолог Ромео. Выглядело это гораздо лучше, чем я описываю. Вакула играет на разрыв аорты. Слышна каждая мысль, которую заложил Тереля. Зал «шокирован». А я… лежу и понимаю, что совсем не помню свой текст. «Где питье? Пью за Джульетту!», — финальная фраза. Ромео — Вакулин «пьёт яд» и «умирает». Пауза. Овации. Просыпается ДЖУЛЬЕТТА-Платон… «Что это? Скляночка в руке Ромео? Так значит, ядом оборвал он жизнь? Вот жадный. Выпил до последней капли. А мне что делать? Поцелую губы, авось на них ещё остался яд…», — я совсем забыл вам рассказать, посреди своего монолога, я целую Ромео… Поцелуй. Все. Дальше я ничего не помню, все как в тумане.
«Кинжал Ромео! Ножны вот твои! Дай мне умереть». Я «закалываюсь» и падаю. Пауза. Я первый раз в жизни почувствовал, что я сделал то, о чем просил Тереля. В зале сверхдолгая тишина. Я понимаю: получилось, меня начинает «разрывать» убытка, а я же «умер». Аплодисменты. Поклон. Так как у меня с Игорем получилось впервые «по -настоящему» перевернуть спектакль, то на поклоне мы стояли с краю, оба включили «очень скромных» актёров. Первый раз кланяемся, уходим в кулисы. Ждём-с. «Мы второй раз не выходим. Ой ну раз позвали, ладно выйдем» («обожаю» эту тщеславную «игру» актеров). Аплодисменты. Кланяемся второй раз. Мы с Игорем где — то в конце «очереди», не привлекаем внимание, но все нас видят. И тут Вакула случайно наступает мне на ногу. Я вскрикиваю, наверняка что — то матерное, он смеётся… Вдруг передо мной появляется неизвестная мне девушка, дарит мне огромный букет (в Астрахани это совсем не принято, я такое видел всего один раз), целует меня и «исчезает» в толпе актёров. Я совсем не успел ее разглядеть, волосы и пот были на глазах. Единственно, что я запомнил, это фиолетовое платье и стрижка каре. Кланяемся третий раз: я уже в первых рядах, пытаюсь найти ее взглядом… но все попытки тщетны. Занавес закрывается. Сезон закрыт. В букете записка «прекрасному артисту Платону».
Я со скоростью света бегу переодеваться. Буквально через 2 минуты артист Платон с букетом в руках стоит между служебным и главным входом.
Что бы зрители ничего не заподозрили, я максимально нелепо делаю вид, что разговариваю по телефону: «Але, вот только отыграл… ну вроде нормально, но можно лучше…». Я улыбаюсь всем, многие подходят благодарят, но я выискиваю «ту самую». Женщины дарят цветы в театре в двух случаях: либо это заслуженный красавчик России, либо они на что — то «рассчитывают». Заслуженным я ещё не был. Вывод приходит сам. Так я простоял некоторое время. Все разъехались. Ее нет.
Я вернулся в театр. Пропустил первые два тоста… скоро начинается пьянка, надо быстрее сделать самое важное… наливаю рюмку. Подхожу к Тереле. Смотрим друг на друга. Крепко обнимаемся. И он говорит: «Спасибо, господин упрямство»… Я за все извиняюсь…
Вечер прошёл, как всегда театрально: образовались новые пары, некоторые артисты перебрали и остались ночевать в театре, кто — то подрался… Я выполнил все эти традиции…
На следующий день я, с маленьким чемоданчиком, улетел в отпуск в Москву, оставив все вещи в Астрахани. Обстоятельства сложились так, что в Астрахань я больше не вернулся… Мой предсмертный монолог Джульетты, оказался последним словом, сказанным на сцене Астраханского драматического театра.
Спасибо большое Виктор Иванович Тереля.
